Степан уважал осень. Особенно сухую, чистую, с крутящейся на ветру листвой и прозрачным воздухом, открывающим глазу дальние живописные панорамы. После душного лета осень была словно глоток прохладной воды. В лесу дышалось глубоко, чисто и приятно. Впрочем, и дождливая, которая выдалась в этот год, тоже пришлась ему по душе. В ненастье Степан находил свои прелести: от стылости спасала банька с раскаленными камнями, от скуки – небольшая мастерская, устроенная при доме, и внушительная библиотека. В мастерской он чувствовал себя настоящим творцом: мог и новый приклад для ружья застрогать, и топорище из витого березового комля вытесать, или, если уж совсем делать нечего, статуэтку какую справить. Ручной труд умиротворяюще действовал на психику и мягко уводил ум в далекие экзистенциальные дебри. Чего только не передумаешь, крутя в руках очередную деревяшку, о чем не помечтаешь. Полная свобода разума в пределах отдельно взятой маленькой мастерской.
За этими мыслями он не заметил, как подъехал к дому. Хотелось спать. Лошадь мерно чавкала копытами, оставляя в пожухлой листве глубокие, водянистые вмятины. Из нависших над верхушками елок косматых облаков накрапывал мелкий дождик. Вроде и слабый, а за полчаса брезентовая плащ-палатка напиталась — хоть выжимай. У ворот Степан спешился, хлопнул по коня по теплому боку и под уздцы повел в стойло. Слева, крепко подвязанные к седлу куском лески, покачивались в такт движению два жирных окровавленных селезня — для середины октября удача невиданная.
Первого удалось подстрелить рано утром, на болоте. Едва заслышав шаги человека, утка резко вспорхнула над камышами и собралась скрыться, но неправильно сориентировалась и полетела прямо на выстрел. Второго селезня Степан добыл ближе к обеду, уже на озере. Приняв заряд дроби, птица шумно затрепала крыльями и шлепнулась в воду аккурат посреди водоема. Чтобы ее достать, пришлось раздеваться до трусов и нырять в ледяную воду. Обычно с такими делами мастерски справлялся веселый двухлетний кобель гончей Бульон, но на днях он поранил лапу и остался дома.
Зайдя под навес, Степан снял ружье, подсумок с патронами, и аккуратно развесил все на стене. Затем не спеша расседлал коня, всыпал в кормушку пару ведер овса, набрал из кладки на улице охапку дров и пошел в дом. Обрадовавшись хозяину, хромой Бульон вскочил с расстеленной у печки циновки и волчком завертелся у ног. Чуть поодаль валялась его отполированная до блеска миска.
— Соскучился, лохматый? Эх, пригодился бы ты сегодня, — стараясь не задеть пса, Степан с грохотом ссыпал дрова на прибитый к полу лист железа, нагородил топку, открыл поддувало и развел огонь. Затем снял промокшую плащ-палатку, взял короткий ухват и из глубин русской печки извлек на свет два чугунных котелка — один с картошкой, сваренной в мундире, второй с куском вареной подсоленной говядины. Печка не успела с остыть, и еда была еще теплой.
Учуяв запах мяса, Бульон забыл про раненую лапу, сорвался с места и принялся кругами носиться по дому, нетерпеливо подскуливая в такт. Временами он замирал и вопросительно поглядывал на хозяина — не надумал ли тот его угостить? Степан отрезал добротный кусок мяса и бросил в собачью миску, где он мгновенно исчез.
Дрова скоро разгорелись и затрещали. В избе сразу стало уютней. Желтые отблески пламени пробивались из щелей плохо прижатой чугунной дверцы и весело танцевали на полу. Степан почистил две крупных луковицы, достал из шкафа банку соленых огурцов, горчицу и хлеб, положил мясо с картошкой в тарелку. Из морозилки на свет появилась запотевшая бутылочка самогона. Бульон сразу уселся рядом, сверля хозяина взглядом неисправимого попрошайки. Косо взглянув на него, Степан снова вспомнил про купание в озере, и вдруг спохватился про селезней, оставленных на улице. «Собаки порвут, надо в дом занести», — мелькнула тревожная мысль. С тоской взглянув на накрытый стол и многозначительно на Бульона, он снова накинул плащ-палатку, надвинул сапоги и вышел из теплой избы в промозглый осенний сумрак.
Она беспокоится. Или делает вид. Спрашивает, куда пропал, почему не вышел на связь и не сообщил о себе по прилету. С дежурной заботой интересуется, как самочувствие, успел ли переговоры? И еще, как бы между делом, аккуратно просит перевести по возможности 400 тысяч рублей на новую шубку, поскольку “Маринка из экономического отдела уже третью за сезон сменила, а я все в прошлогодней хожу, как бомжиха, ну честное слово”.
Сережа опять не пошел в школу, потому что еще не выздоровел. И вот не надо говорить, что он симулянт — слабому ребенку нужно полностью восстановиться, а “эта казарма с сопливыми уличными беспризорниками” окончательно его добьет. Пусть отсидится дома, так будет лучше. Упущенное наверстает. А если ты не согласен, то она нисколечко не удивлена — всегда считала мужа человеком черствым, неспособным на сопереживание и даже к собственному сыну не могущим отнестись с должной заботой и пониманием.
А еще, забыла рассказать про новый маникюр — темно-красный с лиловой петлюровой окантовкой и стразами, в экстравагантном порядке разбросанными по всей пластине ногтя. Такие сейчас на пике моды, поэтому десять тысяч рублей на них совсем не жалко. “Оно того стоит, не каждый день делаю, и вообще на себе в последнее время экономлю”. Фото, конечно же, прилагается.
Объяснять, зачем восьмилетнему Сереже срочно понадобился второй самокат, нет смысла, ведь это же и так очевидно — у ровесника Витьки из соседней квартиры их уже три и все разные. “Так почему же у нашего должен быть один? Или он хуже других? Хочешь комплексы в ребенке развить? Чтобы ущербным себя чувствовал среди сверстников? Ты своего добьешься”. Эсэмэски следуют одна за другой. Все так знакомо и одновременно постыло, что клонит в зевоту.
Банк беспристрастно уведомляет о новых просрочках платежей по ипотеке, автозайму и недоплате по кредитным картам. Персональный менеджер снисходительно, “как старому клиенту, которому доверяют”, в последний и десятый по счету раз предлагает ознакомиться с условиями выгодной реструктуризации долга, призрачно намекая на планы руководства пересмотреть процентные ставки. Естественно, в сторону увеличения. Ведь если так пойдет и дальше, они будут вынуждены расторгнуть договор и передать мою судьбу в заботливые руки судебных приставов. А им, конечно же, этого бы не хотелось. А еще, пока не забыли, для старых клиентов есть несколько отличных предложений по новым кредитным продуктам. Действуют до конца месяца, так что времени на раздумья почти не осталось.
Почтовые рассылки и RSS-ленты дразнят желтыми заголовками, венчающими тухлые новости. Они все похожи друг на друга, как синие костюмы эффективных менеджеров. “Контрольный пакет перешел…”, “Крупное ДТП… “, “Арест подозреваемых во взятке…”, “Курс рубля… “, “Цена на бензин…”, “Зверское убийство…”, “Звездный развод…”. Казалось, вырви из потока пару абзацев, сотри дату и рассылай их хоть каждый день — в актуальности не потеряют, а тысячи благодарных подписчиков сохранят целевое состояние перманентного стресса.
Пробки в Москве рекордные — девять баллов. Погода пасмурная, с умеренными осадками, вечером будет сильный ветер. Рынка ценных бумаг он не затронет. Там затишье и это почему-то хорошо для всех. На днях топовый производитель смартфонов вывел в свет три новых модели — настоящие бестселлеры, на Урале живодеры топят котят, а известная 60-летняя порнодива ни с того ни с сего обвинила в харассменте сразу трех известных политиков, один из которых на поверку оказался черным. Разгорелся нешуточный скандал. В мире все очень плохо и даже немного хуже — дело идет к большой войне, возможно Третьей мировой. Так, во всяком случае, утверждают эксперты, и это уже давно ни для кого не новость.
Начальник, судя по риторике последних писем, от рядовых торговых переговоров в Гуанчжоу явно ожидал больше, чем их непосредственные участники. Грозится, что если из Китая ему не привезут пухлый портфель контрактов и фьючерсных сделок, то вдвое повысит KPI и втрое урежет надбавку к окладу, а то и вообще “задумается в кадровом отношении”. Раньше он себе такого не позволял. Максимум — пугал штрафами и отказом в отпуске. Что ж, видимо присмотрел наконец достойную замену. Этого следовало ожидать.
От друзей сообщений не приходило.
Дождь разошелся. Подступавший к самой изгороди лес стеной покачивался в такт порывам ветра, ухал и постукивал сучьями. Словно загипнотизированный, Степан замер на крыльце. Откуда-то из закоулков подсознания вдруг выплыл странный сон, привидевшийся накануне.
Вот он, не разбирая дороги, бежит по осеннему лесу. Ветки рвут одежду, царапают кожу и хлестко, наотмашь, ударяют по лицу. Он не помнит, когда в последний раз ел, пил, когда отдыхал. Сердце молотом бухает в груди, ноги подворачиваются. В голове маячит одна смутная цель — не упустить из виду тень, мелькающую меж черных стволов далеко впереди. Кто это или что, он не знает. Оно то удаляется, то приближается, словно заигрывая, легко перескакивает с одной поваленной елки на другую, мягко шуршит листвой. Иногда Степан подбирается настолько близко, что замирает и вскидывает ружье, судорожно пытаясь поймать тень на мушку. Но оно вдруг, не дожидаясь выстрела, стремительно срывается с места и в тысячный раз исчезает в сырой пелене, чтобы вновь появиться в самый неожиданный момент. Сколько он уже преследует видение? Час, два, сутки? Понять трудно, счет времени давно потерян. Сучья, овраги, пни, лужи – в возбужденном сознании все смешалось и превратилось с сплошную, грязно-желтую кашу.
Внезапно, в самый разгар гонки происходит невероятное — тень магическим образом оказывается позади и Степан из преследователя превращается в жертву. Все случилось так быстро и необъяснимо, как это обычно бывает во сне. Теперь оно настигает его — за спиной явственно слышен хруст веток и сиплое, прерывистое дыхание. От зловония сводит зубы. Стараясь не оглядываться и забыв про ружье, Степан ускоряет шаг и бросается к просвету, маячившему вдали между деревьями. Липкий, осязаемый всем телом,страх предательски парализует конечности и не дает дышать. Степан спотыкается о пень, падает и наконец просыпается.
“Привидится же такое”, — он зябко передернул плечами, повыше нахлобучил плащ-палатку и пошел к стойлу за селезнями. Усилившийся дождь нудно грохотал по крышам хозпостроек, ветер, жалобно подвывая, бесновался в верхушках деревьев. Позже, вспоминая этот день, Степан так и не поймет, каким чудом сумел уловить слабый звук, доносившийся из-за угла пристройки. Оттуда — из самого дальнего угла усадьбы, в который Степан обычно свозил на тележке конский навоз. Не веря своим ушам, он подошел ближе и замер. В недрах темной, дымящейся кучи звонил телефон.
Мокрый черенок лопаты неприятно скользил в руках и норовил выскочить. Быстро откинув несколько слежавшихся комков, Степан наткнулся на что-то твердое и, приглядевшись, в ужасе отшатнулся. Из навоза торчала человеческая нога. Самая настоящая мужская нога, обутая в коричневый ботинок офисного стиля, судя по выделке, не из дешевых. Там, где заканчивался носок, белела испачканная навозом волосатая лодыжка. Переведя дыхание, Степан аккуратно поддел ее штыком и сдвинул в сторону. Из навоза показался край грязной брючины. Он воткнул лопату в землю, с трудом пересилив брезгливость, ухватился за скользкую лодыжку и изо всех сил потянул на себя. Она неожиданно легко поддалась, и по навозу прямо под ноги к Степану выехало тело хорошо одетого молодого человека. На нем был грязный костюм модного покроя, когда-то белая сорочка с красивыми запонками и узкий галстук в белый горошек. Левая рука крепко сжимала массивный кожаный портфель, в котором настойчиво трезвонил телефон. Кто мог на него звонить? Как? На десятки километров вокруг стоял глухой лес, без вышек мобильной связи и других признаков цивилизации.
Степан затащил труп под навес и устало плюхнулся на сложенные в углу мешки с соломой. По телу разлилась неприятная слабость. Немного передохнув, он трясущимися руками высвободил портфель из кисти мертвеца, расстегнул застежку и вытряс содержимое на пол. Вместе с кипой раскисших бумаг в целлофановых файлах на солому вывалился серебристый ноутбук, мобильный телефон и несколько изящных кожаных визитниц, до отказа забитых карточками. Телефон вдруг резко умолк.
Степан перевернул его экраном к себе и сразу все понял — звенел будильник, поставленный на 6:30. По всей видимости, разряженная батарея ненадолго ожила в теплом навозе и телефон включился вновь, испустив последний звонок, похожий на крик о помощи. Степан разблокировал экран, бегло просмотрел электронную почту и входящие СМС: последние сообщения были датированы 22-м июня, именно тогда телефон имел последний контакт с сетью. Это был дорогой аппарат, полностью стеклянный, обрамленный темным матовым металлом. В углу изящного корпуса поблескивал глазок фотокамеры.
Немного подумав, Степан разогнул затекшие колени, поднялся с мешков и отнес телефон в мастерскую, где положил на пень для рубки мяса. Затем взял свой самый тяжелый плотницкий топор, размахнулся, коротко прицелился и изо всех сил грохнул по пню чугунным обухом. Во все стороны веером брызнули осколки. Некогда красивый аппарат вмиг превратился в бесформенное алюминиевое месиво. Теперь он точно не зазвенит. Удовлетворенно вздохнув, Степан убрал топор, подмел с пола обломки и вернулся под навес.
Трупа на прежнем месте не было. Вместо него лежала кучка испачканной навозом офисной одежды, пара туфель и разоренный портфель. Степан сгреб все в большой мешок из-под овса и отнес его за сарай, туда, где обычно складывал строительный мусор. Потом помыл в корыте с водой лопату, убрал ее в амбар, забрал селезней и поплелся домой. Небо чуть просветлело, дождь уже не сыпал сплошной стеной, а заметно успокоился. Словно, промочив до нитки всю округу, решил немного отдохнуть.
В избе было сухо и тепло, гулко потрескивали дрова. Степан положил добычу в таз, повесил на гвоздь накидку и присел к топке, пытаясь согреть руки. В этот раз Бульон его не встретил. На полу валялись осколки тарелки, измочаленная картошка и кость. Из-за печки чуть слышно доносилось виновато-довольное поскуливание.
Степан поежился, зажмурил от удовольствия глаза и поднес руки ближе к огню. Всерьез злиться на собаку, оставившую его без обеда, было глупо. Перед глазами, словно в кино, промелькнуло сегодняшнее утро. Длинное, мокрое и спутанное. «Привидится же такое», — устало улыбнулся Степан себе настоящему. Ему вдруг стало хорошо и спокойно. Поняв, что наказание отменяется, хромой Бульон выбрался из укрытия и тихо уселся рядом.
© Андрей Станавов, 2018
